Ольга Беклемищева: Мы говорим о наркомании и ее последствиях. Тема это довольно коварная – для ведущего: трудно сказать что-то новое, кажется, что все уже всем сказали. Но такова специфика просвещения – многие вещи, кажущиеся банальными, стоит повторять и повторять – только тогда можно рассчитывать на то, что их запомнят. Кроме того, 27 июня – Международный день борьбы с наркоманией и незаконным оборотом наркотиков, и как-то хочется внести свою лепту. Сегодня в нашем разговоре участвуют главный нарколог Москвы Евгений Брюн – он примет участие по телефону, Олег Бузик, заместитель директора Московского научно-практического центра наркологии, и наш постоянный медицинский американский эксперт профессор Даниил Борисович Голубев. С него и начнем.
Даниил Борисович, как обстоят дела с наркоманией в Соединенных Штатах?
Даниил Голубев: На протяжении десятилетий борьба с наркоторговлей и наркоманией является одним из приоритетов политики США. По данным специального агентства по борьбе с курением, алкоголизмом и наркоманией, наиболее «популярным» наркотиком в США является марихуана. Её ежегодно употребляют более 11 миллионов американцев, кокаин - примерно полтора миллиона, галлюциногены - около миллиона, героин - 200 тысяч человек. А вот по данным министерства здравоохранения, по меньшей мере один раз «попробовали» марихуану в течение своей жизни около 80 миллионов жителей Соединенных Штатов Америки. Кстати, в этом публично признавался и бывший президент страны Билл Клинтон. Нужно отметить, что все эти цифры приблизительны, и истинный размах потребления и торговли наркотиками, в общем, неизвестен. Важно подчеркнуть, что на долю наркоманов приходится 50% инфицированных вирусом иммунодефицита человека, три четверти из которых – афроамериканцы.
Исследование, проведенное Национальным институтом исследований наркозависимости, показало, что за период с 2001 по 2004 год число школьников, которые курят или используют наркотики, снизилось примерно на 17%. Особенно заметно уменьшилось число любителей марихуаны. В то же время, выросло число потребителей ингаляционных наркотиков (вдыхающих пары клея, аэрозоля и прочего). В общем, ежегодное злоупотребление наркотиками вместе с алкоголем является причиной смерти примерно 120 тысяч жителей США, причём алкоголю в этом зловещем тандеме принадлежит куда более скромная роль.
В целом за последние десять лет число наркоманов в США сократилось примерно вдвое. Искоренение наркомании происходит, хотя не совсем ясно, почему именно. Но, безусловно, сыграла роль пропаганда против наркотиков, получившая в Америке необыкновенный размах: всем памятны бесконечные телевизионные клипы с изображением жены президента Рейгана Нэнси Рейган, призывавшей молодежь сказать «нет» наркотикам.
Ольга Беклемищева: А каковы финансовые параметры последствий наркомании, если так можно выразиться?
Даниил Голубев: Есть такие официальные статистические данные: в США ежесекундно на борьбу с наркотиками тратится 609 долларов. По данным министерства здравоохранения, наркотики и алкоголь ежегодно наносят стране ущерб в размере 300 миллиардов долларов. В эту сумму входят как прямые, так и косвенные статьи расходов: затраты на медицину; на содержание правоохранительных органов; на ликвидацию последствий автокатастроф, вызванных водителями, находившимися под действие алкоголя или наркотиков; компенсации жертвам преступлений, совершённых преступниками в состоянии алкогольного и наркотического опьянения; на снижение производительности труда и так далее. Ежегодно американцы тратят на покупку наркотиков около 60 миллиардов долларов.
Ольга Беклемищева: Какова реакция органов правопорядка на торговлю наркотиками?
Даниил Голубев: Нелегальное хранение наркотиков является закононаказуемым. Степень наказания варьируется в разных штатах. В общем, почти каждую секунду в США производится задержание человека, связанное с наркотиками. Не каждое задержание приводит к аресту, но вот в 2000 году, например, по обвинению в торговле или хранении наркотиков было арестовано примерно 1 миллион 600 тысяч человек. Война с наркоторговлей ведётся постоянно, и это именно война, причём не только на территории США, но и в Колумбии, Мексике и других латиноамериканских странах в содружестве с местными силами правопорядка. 23 июня антинаркотическое ведомство сообщило о ликвидации криминальной сети, которая поставляла героин из Колумбии в США. Наблюдение велось около двух лет. В рамках этой операции было арестовано 56 человек и конфисковано героина на 25 миллионов долларов. Арестованным грозит пожизненное заключение.
Называя вещи своими именами, нельзя не констатировать, что, несмотря на определённые успехи, в стране всё ещё существует колоссальный спрос на наркотики, а это рождает колоссальное предложение. Наркотики со всех сторон везут в США по воздуху, по суше и по морю, а иногда и под землей, копая тоннели под американо-мексиканской границей.
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, вы главный нарколог города Москвы. А скажите, пожалуйста, какова динамика потребления наркотиков в России?
Евгений Брюн: Я должен согласиться с нашим американским коллегой. Все те же тенденции, которые происходят в Америке, происходят и в России, в частности, в Москве. За последние пять лет количество наркоманов уменьшается, уменьшается за счет инъекционных наркотиков, за счет героина, но общее число потребителей наркотиков, больных, зависимых людей имеет тенденцию к легкому росту. То есть каждый год темпы прироста уменьшаются, но тем не менее какой-то рост происходит. Сейчас в Москве зарегистрировано порядка 21 тысячи наркоманов, стоящих на диспансерном учете, плюс 8 тысяч на профилактическом учете. Но истинная распространенность наркомании – в семь раз больше, чем те учетные цифры, о которых мы знаем точно, что эти люди больны.
Ольга Беклемищева: А как вы определяете, кто уже наркоман, а кто еще только пробует? В чем отличие?
Олег Бузик: Их достаточно много. Скажем, постоянные мысли о приеме наркотиков, то есть: а хорошо было бы принять. Человек испытывает целый комплекс психологических, вегетативных и других признаков при отсутствии наркотиков.
Ольга Беклемищева: То, что называется «ломка».
Олег Бузик: То, что называется зависимостью физической. Да, у лиц со сформировавшейся зависимостью на сленге называется «ломка», если мы говорим о героиновых наркоманах. Это определенные, характерные такие боли в суставах, мышцах, как будто ломает, скручивает, выворачивает суставы. Собственно, отсюда и родился этот сленговый термин.
Ольга Беклемищева: Но я так понимаю, что это для героиновых наркоманов характерно. А для других это не характерно?
Олег Бузик: Для других это не характерно. Есть другие симптомы, так называемая абстиненция, абстинентный синдром.
Ольга Беклемищева: Скажите, а когда вы проводите такие исследования, бывает, что вы выявляете ранее не выявленных наркоманов?
Евгений Брюн: Безусловно да. У нас есть специальные программы по школам, по трудовым коллективам, где мы пытаемся как раз выявлять и группу риска, и потребителей наркотиков, и больных наркоманией, которых еще не выявили или которые сами еще не обратились за помощью.
Ольга Беклемищева: А что такое «группа риска»? Какая категория населения туда попадает?
Евгений Брюн: Тут нужно сказать, что наркомания, как заболевание, реализуется в связи с накоплением факторов риска. Их много – биологические, врожденные, генетические факторы риска, связанные с воспитанием, связанные с информационной средой, которую мы формируем вокруг наших детей и подростков. И при определенной сумме факторов риска реализуется это заболевание. Поэтому и существует масса программ, ориентированных на разный возраст, на разные факторы риска с тем, чтобы выявить эти факторы риска и каким-то образом скоррегировать.
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, можно я еще раз задам этот вопрос немножко по-другому? Дело в том, что мы в свое время производили небольшое исследование по поводу женского алкоголизма и выясняли, что, например, среди подростков наиболее поражаемой категорией являются ученики ПТУ, то есть теперь они не ПТУ называются, но вот таких профессионально-технических училищ. Можно по наркомании сказать, что это характерно для такого-то социального слоя детей-подростков?
Евгений Брюн: Безусловно да. Дело в том, что в ПТУ (извините за такой термин, но, к сожалению, это правда, мы должны с этим считаться) из школ «выдавливаются» наиболее малоспособные или проблемные дети, они там концентрируются. Я помню, меня как-то пригласили в одно ПТУ, где из 600 учащихся 400 вдруг в один момент стали курить марихуану. 400 человек из 600! Это как волна, как грипп прошел, в течение полугода эта проблема была в ПТУ, мы вмешивались в эту ситуацию, потом это все упало до среднепопуляционных таких цифр. Конечно, среди учащихся ПТУ больше просто подростков с факторами риска.
Ольга Беклемищева: Для тех наших слушателей, которые хотели бы пристальнее следить за своими детьми-подростками, я попрошу Олега Жановича перечислить те признаки, которые могут заставить насторожиться: не принимает ли ребенок наркотики?
Олег Бузик: Наверное, все мамы, папы, бабушки и дедушки достаточно хорошо знают своих детей, своих внуков. Конечно же, в первую очередь надо обращать внимание на поведение и психическое и соматическое состояние их. Что должно настораживать или бросаться в глаза? Немотивированно сниженное настроение.
Ольга Беклемищева: Депрессия.
Олег Бузик: Ну, пока еще, может быть, не совсем депрессия, но во всяком случае замкнутость, молчаливость. Далее – какая-то слабость общая: вот, занимался, вдруг немножко позанимается – и устает, ложится. Изменение интересов, потеря тех интересов, которые были раньше, скажем, чтение книг, какие-то спортивные мероприятия. Нахождение у них каких-то предметов, это могут быть облатки от одноразовых шприцов, это могут быть какие-то пустые облатки от лекарства, какие-то специальные контейнеры непонятные, которых раньше не было. Стремление меньше находиться дома и больше общаться на улице. Появляющаяся тенденция обманывать, иногда по непонятным причинам, внешне непонятным для родителей. Когда ребенок приходит с улицы или, как он говорит, может быть, с музыкальной школы, со спортивных мероприятий, смотреть на глаза – сужение или расширение зрачков по отношению к тому, какие они обычно бывают. Следы инъекций – это слишком банально, это может быть интерназальное употребление, то есть нюхание чего-то или поглощение таблеток. То есть любые малейшие изменения в поведении, в эмоциональной сфере, в физическом состоянии подростка должно настораживать близких, на это надо пристально смотреть и спрашивать, что происходит.
Ольга Беклемищева: А что спрашивать и что делать, если заметил тревожные признаки? Ведь многие вещи могут быть объяснены - пубертатный период, ребенок взрослеет, меняется.
Олег Бузик: Совершенно верно, не всегда возможно близким родственникам объективно оценить состояние подростка. Поэтому существует два направления, которые могут помочь. Во-первых, это консультация у специалиста, ничего более адекватного и профессионального никто вам предложить не сможет. Конечно же, надо ребенка проконсультировать у специалиста, который знает все эти симптомы, признаки и который сможет помочь их определить методами различного тестирования, наблюдения…
Ольга Беклемищева: Знаете, Олег Жанович, вы просто предупреждаете мой следующий вопрос. Часто говорят, что для того, чтобы вылечиться от зависимости – наркомании, алкоголизма, игромании, прежде всего нужно захотеть. И возникает вопрос: а что поможет человеку захотеть и что ему мешает захотеть? Может быть, он считает, что не болен и захочет – и бросит?
Олег Бузик: К великому сожалению, иллюзия того, что захочу – и брошу, во многом, я не могу сказать, толкает, но дает толчок употреблению. Вот они – наркоманы, - думает подросток, - а я просто ради шарма, ради того, чтобы влиться в какое-то общество, быть принятым обществом, в котором я нахожусь, в той субкультуре, я тоже должен попробовать, иначе скажут, что я, как «белая ворона»… Ну, или другими адекватными сленговыми словами. И подросток начинает пробовать. Потом возникает понимание, что сам – не могу. К великому сожалению, между первой пробой и осознанием того, что происходит, как проблема, проходит достаточное количество времени.
Ольга Беклемищева: Сколько это приблизительно?
Олег Бузик: По-разному. От полугода до года, иногда три года, иногда к нам обращаются на первичный прием наркоманы со стажем и в 9 и в 11 лет. То есть всегда по-разному. Причем они пытаются разными способами вне государственной медицины решать эти проблемы. Как показывает практика, процентов 90 это неуспешно, и они все равно приходят за помощью к нам, где мы начинаем в обратную сторону раскручивать этот клубочек и методично-методично заниматься каждым в отдельности. Это не очень простой путь. Я не буду лукавить, не всегда… Сейчас принято говорить: методика работает на 100%, на 90%. Полный абсурд. Не всегда можно в далеко зашедших случаях излечить того или иного пациента, но облегчить его существование, его жизнь, помогать ему постоянно – это все равно возможно. И я не видел еще ни одного пациента с болезнью зависимости, кто бы захотел и не решил эту проблему. Я их просто не видел за четверть века своей работы. Те, кто не хочет решать свои проблемы и не решает, да, такие есть.
Ольга Беклемищева: То есть главное все-таки – захотеть?
Олег Бузик: Естественно.
Ольга Беклемищева: Олег Жанович, теперь к вам вопрос по поводу именно психологической мотивировки пациента на то, чтобы бросить наркотик, все-таки начать лечиться. Что здесь является ключевым моментом? Почему вот эти зависимости, хоть от наркотиков, хоть от алкоголя, хоть от игры, такие разрушающие?
Олег Бузик: Это очень важный вопрос, то, что вы сейчас спросили. Если мы говорим об изначальной мотивировке на лечение, нередко больные мотивируются своим состоянием. То есть он понимает, что ему физически плохо, он готов на все, чтобы только… денег на героин нет или какие-то другие причины, и он готов на лечение. Это еще не значит, что больной замотивирован на полный дальнейший отказ.
Ольга Беклемищева: Это замечательно звучит. И я обращаю особое внимание тех родственников, друзей пострадавших, что не надо пугать и унижать человека, который решился на лечение, именно показать ему светлые перспективы. Наверное, это будет лучше и эффективнее.
Олег Бузик: Если позволите, здесь как раз самый важный нюанс. Каждый человек имеет право на ошибку, на что-то негативное, но если личность преодолела вот эту зависимость, я считаю, что этот человек сдал самый главный экзамен в своей жизни и больше уже никакие невзгоды реальности или катаклизмы не смогут выбить его из седла, это очень важный этап. Пациенты, которые решают эту проблему, я считаю, что это просто великие люди.
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, у меня к вам тогда дополнительный вопрос по поводу наркоманов на войне. Действительно ведь, судя по литературе, может быть, в Великую Отечественную войну не наблюдалось такого количества наркоманов, были просто редкие единичные случаи морфиновой зависимости у раненых. А во времена боевых действий в Афганистане мы уже сталкиваемся, по литературе по крайней мере, с людьми, которые серьезно «подсели» на какие-то наркотики. Действительно дело в том, что времена меняются или в чем?
Евгений Брюн: Вы абсолютно правы. Действительно, и по цифрам получается, что рост наркомании в Советском Союзе начался примерно с 1982 года. Если война в Афганистане началась в 80-м, в конце 79-го, рост количества больных наркоманией мы обнаружили по цифрам в 1982 году, и с тех пор неуклонно эти цифры растут. И да, наверное, вы правы, открылся этот наркотический афганский канал, с которым до сих пор справиться мы не можем до конца. И с этим связано. Что касается зависимости во время Великой Отечественной войны, то я думаю, что по настоящему зависимых действительно было там мало, алкогольной зависимости. Но, как наследие войны, мы видим неуклонный рост алкоголизма (и по цифрам это можно проследить) именно с послевоенных лет, когда в гражданское население влилось несколько десятков миллионов мужчин, которые прошли фронт, прошли фронтовые 100 грамм, которые праздновали Победу десятилетиями. И вот эта традиция, сформированная после Отечественной войны, - наверное, такое тяжелое наследие войны. Одно из самых, наверное, тяжелых наследий.
Слушатель: Верно ли, что сейчас идет снижение наркомании в Москве и в России и среди подростков. А если это так, то с чем это связано?
Олег Бузик: Я не могу сказать, что количество больных наркоманией уменьшается. Цифры об этом не говорят, но значительно уменьшились темпы прироста. Если с 1990 по 2000 год количество больных наркоманией выросло в 8-10 раз, то за последние пять лет прирост составляет буквально сотни человек по Москве, которые статистику определенную даже и не делают. С чем это связано? Прежде всего связано с тем, что изменилась мода на употребление наркотических средств. Это процесс во всем мире одинаков. Сначала, примерно с середины 1980-х годов и до 2000 года, преобладающим модным наркотиком был героин, а сейчас это меняется на стимуляторы и так называемые «клубные наркотики». То есть это малые дозы галлюциногенов, это экстази, ну, у нас в меньшей степени кокаин, но амфетамины. Идет такая некая смена наркотической моды.
Ольга Беклемищева: А к ним меньше привыкание?
Олег Бузик: К ним не меньше привыкание, просто там меньше и более медленно развиваются медицинские последствия от приема наркотиков, поэтому обращаемость снижается.
Ольга Беклемищева: Но это еще не значит, что через несколько лет они не придут.
Олег Бузик: Придут-придут, куда они денутся, конечно, придут.
Ольга Беклемищева: Я помню, что еще в моем детстве была такая история, что сначала мне лечили насморк эфедрином, потом он попал под запрет и его уже невозможно было достать, хотя, во всяком случае на моем уровне, никто не пытался использовать его как наркосодержащий препарат, а просто лечили насморк.
Евгений Брюн: Конечно, препараты, которые находятся под жестким контролем, эффективность их действия никто не отменял, просто в данном случае медицина и все остальные ведомства, которые с этим связаны, следят за тем, чтобы он попадал по назначению и для лечения и в тех дозах тому, кому это нужно, вот и все. Если его брать коробками и употреблять за раз, понятно, какие-то явления будут.
Ольга Беклемищева: Евгений Алексеевич, где грань между стимуляцией и наркоманией?
Олег Бузик: Прежде всего, на эфедрин стали обращать внимание серьезно после того, как молодые люди стали из него делать наркотик амфетаминового ряда и мощного, пагубного действия, и активно его употреблять. А эфедрин является, что у нас называется, прекурсором, то есть то, из чего делают наркотик. Поэтому свободную продажу его закрыли. Сам по себе эфедрин, который употребляется, - да, легкий такой стимулятор, но в больших дозах он, естественно, может оказывать значительный вред и прежде всего на сердечно-сосудистую систему. Он приводит к обезвоживанию, он приводит к увеличению свертываемости крови. Это могут быть инфаркты, это могут быть остановки сердца, это могут быть экстрасистолии, такие достаточно серьезные осложнения при приеме эфедрина в больших дозах.
Ольга Беклемищева: И вот вытекает совершенно очевидный вопрос. Ведь действительно граница между стимуляцией и зависимостью… В конце концов, мы чай все пьем по утрам, а в тюрьме пьют уже чифир, и это две большие разницы. И так может быть практически с любым веществом, которое мы используем в бытовом смысле. Оно может быть и на своем месте, и совершенно в этом смысле безобидно, и оказываться предметом зависимости, которая уже разрушает личность. На самом деле - что происходит между этими двумя вещами - между попыткой невинно себя подхлестнуть чашкой кофе натощак и тем, когда человек теряет человеческий облик в поисках очередной дозы стимулятора?
Евгений Брюн: В этом вопросе уже практически ответ. Есть стимуляция, которая связана с определенной потребностью - устал, а предстоит еще работать. Ну, медики на дежурстве… Попил крепкого чая, чуть-чуть взбодрился. Но когда возникает зависимость от постоянной стимуляции, когда вне стимуляции жизнь уже не видна, когда возникает потребность в стимуляции ради самой стимуляции, а не для того, чтобы что-то сделать… Вот надо приготовить отчет, время позднее, хочется спать, попил чайку-кофейку, ночь посидел, отчет сдал, потом два дня отоспался и потребности в этом нет. А когда идет стимуляция просто ради самой стимуляции, чтобы побыть в этом состоянии, когда это состояние вот такой взбудораженности составляет основной смысл и цель на ближайшее существование, вот тогда это уже первый звоночек, вот тогда это уже говорит о начале формирования зависимости.
Ольга Беклемищева: А ведь, действительно, человек же зависит очень часто не от какого-то внешнего, введенного вещества, а от какого-то события. Ведь сейчас очень много молодежи занимается экстремальными видами спорта. Ну, что далеко ходить, у меня сын прыгает с парашютом и давно, и серьезно. У многих то скейтборд, то еще что-то такое. То есть людям явно хочется постоянно испытывать вот это возбуждение опасностью. И получается так, что у нас есть какие-то социально приемлемые направления этой взбудораженности и социально неприемлемые. Понятно, по поводу чего проведена эта граница. Ну, а внутри человека - на биохимическом, на биологическом уровне - эта граница есть или на самом деле это все из одной банки?
Евгений Брюн: Очень хороший вопрос. В принципе сам феномен зависимости универсальный и неспецифический. Зависимость может возникать от чего угодно. Мы делим зависимость на зависимость от психоактивных веществ и зависимость от психоактивных действий. И у каждого она своя. Человек рождается с предрасположенностью ко всем существующим заболеваниям и ко всем формам зависимости. Вопрос только в том, если изобразить это диаграммой, насколько этот диаграммический столбик высок. Есть какие-то средние статистические значения, но если этот столбик зашкаливает, конечно же, у человека возникает определенный риск, что при тех или иных обстоятельствах он быстрее, чем другой, может в эту зависимость соскользнуть. Это как раз проблема профилактики подростковых болезней зависимости. И она не так проста. И трудно сказать, что лучше – зависеть от психоактивных веществ или от психоактивных действий. Психоактивные действия всегда сопряжены с риском, как вы справедливо заметили. Все мы обожаем «Формулу-1» и нашего великого Шумахера. Но представляете, насколько человек должен быть зависим, чтобы перебороть инстинкт смерти… и постоянно наращивать опасность до бесконечности. Не каждый это может. Другими словами, зависимость – это не карандаш или чашка, что-то единообразное, это мозаика, складывающаяся из целого ряда компонентов.
www.health.rambler.ru
