Последние минуты жизни на диване
Смерть уже положила в свои сани
Сколько грехов позади, - кто скажет?
Где-то светло, где-то темнее сажи.
Исповедь осталась только на земле
Рассказать обо всем и о себе
«Чего не хватало сам не пойму.
Истратил бездумно жизнь свою.
Истратил, как тратят спички,
Которых сгоревших огарками кличут.
Все было нормально, даже очень.
Меня любили, это точно
Была семья, были друзья,
Было все, жил я.
Предложили сигареты пацаны:
«На, возьми, попробуй, подыми!»
Поначалу кашлял, потом пыхтел по полной,
Пускал кольца, облака и волны.
Тут же начал пить все, что было рядом.
Вдруг предложили траву. Вот гады!
Как уносило! Был без мозгов, кумарил в переулках
Все пробовал, уходил в нирвану на мутках.
Все сорта втягивал в себя.
Газовой камерой концлагеря была голова моя.
Жесткий режим длился примерно год.
Накуренный, задымленный , отключусь вот-вот.
Натащил дома. Отстаньте от меня!
Не ваша это жизнь, это жизнь моя!
Новый этап – афганский товар.
Да, дилеры, имели с него большой навар.
Попробовал пару раз – я в экстазе
Каждый раз мне охота вмазать.
Вечер в кумарах, утро в хламе.
Понимаю – слушать надо было маму
Моей кровью стал этот бульон,
Мне не нужна еда – нужен только он.
Несколько раз чуть не помирал.
Но кто-то вытаскивал, а кто – я не знал
Не видел я уже рай над собой.
Пятки горели – огонь и ад подо мной.
Не видел я знаков судьбы – продолжал убиваться
Денег нет - стал за скраб хвататься
Проданного хватило бы на магазин,
Но мне это не нужно, - нужен героин.
Плевать на обстановку, пусть хоть свалка вокруг,
Сейчас что-то в ложке моей единственный друг
Я заливал в себя плавленый свинец.
Он меня сжигал. Теперь сжег наконец.
Надо было тормозить в тот роковой день
Но я был глуп и туп, я был пень.
Я разжег костер, топил его собой,
Но я кончился. Поздно говорить стой.
Я боюсь, что будет в том мире.
Я был стрелок, я был мишенью в тире.
Я самоубийца, а ведь это грех.
Все из-за каких-то потех.
Мне страшно, потому что я убил себя.
Пуля летела медленно, смерть была такова.
Мне страшно, ведь я ничего не успел,
Я кончил свою песню, хотя и куплета не спел.
Мне страшно, потому что другие живут,
А я слетел, тоже умираю тут.
Я едва прожил, а уже на том свете.
Живы только губы, говоря слова эти.
Мусагалиев Талгат.
Нет комментариев